Потом Доналд забыл о войсках, о международных конфликтах, войнах. Сейчас его мир ограничивался двумя лимузинами, в одном из них везли тело его жены, которую он больше никогда не увидит. По крайней мере в этой жизни. Катафалк освещали фары «мерседеса». Глядя на задрапированные черной тканью окна, Доналд задумался, как бы отреагировала Сунджи на поездку в посольском лимузине.., особенно в таком. Он вспомнил, как однажды Сунджи, слушая его рассказ, закрыла глаза, словно пытаясь отрезать себя от реальной жизни...
Черный «кадиллак» был собственностью американского, британского, канадского и французского посольств в Сеуле, и, когда в нем не возникало надобности, стоял в гараже французского посольства. В совместном использовании официального катафалка не было ничего экстраординарного, однако в 1982 году из-за него чуть было не разгорелся международный скандал. В один и тот же день британский и французский послы потеряли родственников и одновременно потребовали черный «кадиллак». Поскольку он стоял в гараже французского посольства, то французы считали, что имеют на него больше прав. Британцы в ответ стали апеллировать к степени родства усопших – у французского посла умерла всего лишь бабушка, а у британского – отец. Французы не согласились с такими доводами и заявили, что их посол был больше привязан к своей бабушке, чем британский посол к своему отцу. Чтобы разрешить конфликт, оба посла наняли местные катафалки, а «кадиллак» остался в гараже.
Грегори Доналд улыбнулся, вспомнив, как Сунджи, все еще не решаясь открыть глаза, сказала:
– Только в дипломатическом корпусе война и бронированный катафалк могут иметь одинаковый вес.
И она была права. В среде дипломатов к международному скандалу могла привести любая мелочь, любое сугубо личное дело. Поэтому Доналд был искренне тронут – и думал, что Сунджи тоже была бы тронута, – когда посол Великобритании Клейтон позвонил ему в американское посольство и сказал, что им «кадиллак» в ближайшее время не потребуется, хотя среди жертв террористического акта были и британцы.
Доналд не мог оторвать взгляд от, катафалка, хотя его мозг устал от воспоминаний, от бесплодных сожалений, угрызений совести. Он вспоминал их последний обед вдвоем, их последнюю ночь, последний раз, когда он видел, как Сунджи одевается. Он еще ощущал вкус ее губной помады, запах ее духов, чувствовал прикосновение ее длинных пальцев к своей шее. Потом он вспомнил, чем с самого начала привлекла его Сунджи – не красотой и не осанкой, а словами, умными, меткими фразами. Однажды она разговаривала с подругой, которая работала у посла Дэна Тьюника. Посол покидал свой пост, и после его прощальной речи подруга Сунджи заметила: «Он выглядит таким счастливым».
Сунджи несколько секунд смотрела на посла, потом сказала:
«Однажды такое же выражение я видела на лице отца – когда он на своей лодке чудом миновал подводные скалы. У Тьюника с души свалилась огромная тяжесть. Он ощущает свободу, а не счастье».
Как обычно, она сказала это прямо, без обиняков. Все пили шампанское, а Доналд подошел к Сунджи, представился и рассказал ей историю о катафалке. Он влюбился в нее, прежде чем она подняла глаза. Теперь у Доналда не осталось слез, одни лишь воспоминания. Он нашел какое-то утешение в том, что, когда он последний раз видел Сунджи живой, на ее лице было написано и облегчение и счастье – она нашла потерянную сережку.
Вслед за катафалком посольский «мерседес» свернул с шоссе и поехал к аэродрому. Здесь Доналд хотел проследить за погрузкой гроба с телом Сунджи на самолет авиакомпании «Трансуорлд эйрлайнз». Самолет унесет Сунджи в США, а как только он взлетит, Доналд сядет на уже стоявший наготове вертолет «ирокез», который доставит его к демилитаризованной зоне.
Хауард Норбом мог подумать, что Доналд злоупотребляет их дружбой. Но теперь генералу ничего не грозит, даже когда всем станет известно, что Доналд пытался говорить с северокорейскими военными. Благодаря телефонному звонку все шишки, какими бы увесистыми они ни были, посыпятся на него, Грегори Доналда, и на Оперативный центр.
Слушая доклад Бе Гуна об успешном аресте северокорейской шпионки, майор Хван испытывал противоречивые чувства. Конечно, отдав приказ об аресте Ким Чонг, формально он поступил совершенно правильно, но вместе с тем ему было жаль лишиться возможности наблюдать за таким интересным агентом, как госпожа Чонг. Криптоаналитики до сих пор не раскрыли секрета ее шифра, хотя из других источников они знали содержание некоторых ее сообщений, которые они сами подбрасывали ей через Бе. Хозяин бара сказал ей, что его сын служит в армии, и изредка вроде бы случайно выбалтывал госпоже Чонг второстепенной важности информацию о численности и местах дислокации южнокорейских воинских частей и о перестановках в их командном составе. Хван сомневался, что теперь, когда Ким Чонг оказалась в тюрьме, от нее будет хоть какая-то польза.
Сотрудники Корейского ЦРУ четыре года следили за проникновением северокорейских агентов в Сеул, но обычно не мешали им. Наблюдая за одним шпионом, они выходили на второго, третьего, четвертого. Им давно стало известно, что в группу Ким Чонг входили пять человек, а их работу координировали сама Чонг и некий булочник. Хван был уверен, что все пятеро у него в руках. Теперь же, после ареста Чонг, за четырьмя оставшимися на свободе придется установить круглосуточное наблюдение, чтобы выяснить, с кем будут искать связи они и не пришлют ли на место Чонг нового агента.