Снова повесив цепочку с ключом на шею, майор Картер вернулся к своему столу и стал заполнять карточку о выполнении заявки, а майор Ли тем временем наблюдал за погрузкой двухфутовых оранжевых барабанов на тележки. Специальные тележки, приспособленные для транспортировки барабанов различных размеров, висели на крючках на противоположной стене.
Тележки были снабжены устройством, которое издавало сигнал тревоги, если злоумышленник или враг вдруг прорвется в хранилище опасных материалов и попытается отойти от хранилища больше чем на двести ярдов.
Барабаны укрепили на тележках и вывезли к стоявшему наготове грузовику. За погрузкой следили вооруженные часовые хранилища; всякий раз, когда Ли и его люди отправлялись за очередным барабаном, рядом с корейским водителем оставался американский часовой.
Закончив погрузку. Ли вернулся к майору Картеру и подписал карточку о выполнении заказа.
Картер дал Ли копию заполненной карточки.
– Вы, конечно, знаете, что в канцелярии генерала Норбома вам нужно будет поставить печать. Иначе вас не выпустят с базы.
– Да. Благодарю вас.
– Желаю удачи, – сказал Картер, протягивая Ли руку. – Нам нужны такие люди, как вы.
– И как вы, – коротко ответил Ли.
Пол Худ и Лиз Гордон подошли к «танку» одновременно. Худ предложил Лиз войти первой и последовал за ней. Изнутри тяжелая дверь управлялась кнопкой, установленной сбоку на большом овальном столе для совещаний. Худ нажал на кнопку.
Небольшая комната освещалась лампами дневного света, которые помещались над серединой стола. На стене напротив кресла Худа мигали вечнозеленые цифры, часов.
Стены, пол, потолок и дверь «танка» были обиты специальным звукопоглощающим материалом – акустиксом. За серо-черными крапчатыми полосами акустикса располагалось несколько слоев пробки, за пробкой – бетонная коробка с футовыми стенками и снова слой акустикса. Во все шесть граней бетонной коробки были вмонтированы проволочные сетки, подсоединенные к генератору звуковых колебаний, поэтому теоретически ни один звук не мог ни проникнуть в «танк», ни просочиться из него, не будучи искажен до неузнаваемости. Если бы даже кому-то удалось установить внутри «танка» подслушивающее устройство, восстановить безнадежно искаженный разговор было бы невозможно.
Худ опустился в кресло во главе стола. Лиз села слева от него. Директор уменьшил яркость экрана компьютера. На мониторе была установлена крохотная камера с волоконной оптикой. Точно такое же оборудование стояло и на другом конце стола, рядом с креслом Майка Роджерса.
Лиз бросила желтую папку на стол.
– Послушайте, Пол, я знаю, что вы собираетесь сказать, но я не ошибаюсь. Это были не они.
Худ заглянул в карие глаза Лиз, ведущего психолога Оперативного центра. Ее не очень длинные каштановые волосы были стянуты черной лентой. Белое пятнышко на лацкане ее элегантного красного брючного костюма говорило о том, что Лиз не всегда тщательно стряхивает пепел с сигарет «Мальборо», которые в своем кабинете не вынимает изо рта.
– Я не хотел сказать, что вы ошибаетесь, – ровным тоном ответил Худ. – Но мне нужно точно знать, насколько вы уверены. Президент поручил мне возглавить Группу по разрешению корейского кризиса, и я не хочу рассказывать ему сказки о том, что Северная Корея рассуждает о мире и в то же время якобы пытается спровоцировать нас на нарушение демилитаризованной зоны.
– На восемьдесят девять процентов, – скрипучим голосом сказала Лиз. – Я уверена на восемьдесят девять процентов. Если разведывательные данные Боба Херберта точны и если мы их примем во внимание, то степень достоверности достигнет девяноста двух процентов. – Она извлекла из кармана пакетик с жевательной резинкой и развернула его. – Президент Северной Кореи войны не хочет. Дело в том, что его пугает рост самосознания среди низших слоев населения, и он понимает, что для него единственный способ остаться у власти – осчастливить эти слои населения. Проще всего это сделать, покончив с самоизоляцией страны. А мнение Херберта вам известно.
Худ и в самом деле знал точку зрения руководителя отдела разведки Оперативного центра Боба Херберта. Херберт был убежден, что, если бы генералы КНДР были недовольны политикой президента, они бы его убрали. В 1994 году, после неожиданной кончины бессменного вождя Ким Ир Сена, образовался вакуум власти, который военные не преминули бы заполнить, если бы им не понравилось, какой оборот принимают события в стране. Лиз положила в рот жевательную резинку.
– Я знаю, что вы не принимаете психологию всерьез и были бы только рады, если бы нас исключили из состава центра. Что ж, мы действительно не предугадали слишком жесткую реакцию филадельфийской полиции. Но руководителей Северной Кореи мы изучали долгие годы, и я уверена, что на этот раз мы не ошибаемся.
Слева от Худа пискнул монитор компьютера. Худ бросил взгляд на поступившее по электронной почте сообщение от Багза Бенета – все члены Группы по разрешению корейского кризиса были готовы к телесовещанию. Худ нажал клавишу ALT, подтвердив тем самым, что получил сообщения, потом снова перевел взгляд на Лиз.
– Я верю первому впечатлению, а не психологическому анализу. К сожалению, я никогда не встречался с руководителями Северной Кореи, поэтому мне приходится полагаться на ваши выводы. Вот что мне нужно знать.
Лиз сняла с ручки колпачок и приготовилась записывать.
– Вы должны еще раз просмотреть все, чем располагаете, и дать мне новые психологические портреты высших руководителей Северной Кореи. Конкретно, мне нужны ответы на следующие вопросы: даже если они не санкционировали этот террористический акт, как они прореагируют на приведение нашей армии в состояние повышенной боеготовности, на возможные ответные акты южнокорейской стороны в Пхеньяне и есть ли среди генералитета КНДР сумасшедшие ястребы, которые могли бы организовать нечто подобное без ведома президента.