Оперативный центр - Страница 11

Пол Худ подъехал к западным воротам Белого дома, прошел через металлодетектор и на лифте опустился на один этаж. В подвале морской пехотинец из охраны проверил его удостоверение личности и проводил к столику, стоявшему рядом с дверью без ручки. На столике светился экранчик; Худ прижал к нему большой палец, через несколько секунд послышалось негромкое жужжание, и дверь распахнулась. Мимо охранника, который только что сопоставил отпечаток его пальца с тем, что хранился в памяти компьютера, Худ прошел в зал совещаний. При малейшем несоответствии отпечатков дверь не открылась бы. Подобной проверке не подвергались только президент, вице-президент и государственный секретарь.

В зале совещаний уже находились государственный секретарь Ав Линколн, министр обороны Эрнесто Колон, председатель Объединенного комитета начальников штабов Мелвин Паркер и директор Центрального разведывательного управления Грег Кидд. Они негромко переговаривались у дальней от двери стены. За небольшим угловым столом сидели два секретаря. Один из них должен будет вести шифрованный протокол совещания в специальной книге, другой – предоставлять любые компьютерные данные, потребность в которых могла возникнуть по ходу совещания. Морской пехотинец готовил кофе, графины с водой, чашки, стаканы.

Худа встретили кивками и сдержанными приветствиями, но лишь Линколн сразу подошел к нему. Это был рослый, почти шести футов, крепкий мужчина с круглым лицом и поредевшим треугольником волос на лбу. В молодости Линколн играл подающим в бейсбольной команде первой лиги, был всеобщим любимцем, входил в сборную звезд, а затем прошел путь от депутата законодательного собрания штата Миннесота до члена Конгресса. Карьера его была стремительна, как полет бейсбольного мяча. Он одним из первых поддержал выдвижение кандидатом в президенты губернатора Майкла Лоренса, и пост государственного секретаря стал ему наградой. Многие считали, что для такого поста ему не хватает дипломатического такта, что он любит преподносить очевидное как откровение. Но Лоренс смотрел на эти недостатки своего помощника сквозь пальцы.

– Как дела? – спросил Линколн, протягивая руку.

– Терпимо, Ав.

– Четвертого числа ваши парни неплохо поработали в Зале независимости. Они произвели очень большое впечатление.

– Благодарю, но я не могу назвать удачной операцию, в результате которой пострадали заложники. Линколн раздраженно махнул рукой.

– Но никто не был убит. Это самое главное. Черт возьми, это просто чудо, что все остались живы, когда вам пришлось координировать действия местной полиции, ФБР и собственных полузащитников, да еще под неусыпным оком репортеров и операторов. – Линколн налил себе чашку кофе. – И сейчас схожая ситуация. Пол. Все уже на экранах телевизоров. Еще до завтрака эксперты проведут опрос общественного мнения и скажут нам, почему семьдесят пять процентов американцев считают, что нам нечего делать в Корее или где угодно еще.

Худ бросил взгляд на часы.

– Звонил Берков, сказал, что они немного опоздают, – продолжал Линколн.

– Президент разговаривает по телефону с послом Холлом. Лоренс не хочет, чтобы мы вмешивались во внутрикорейские дела или бежали из посольства, чтобы появились скороспелые официальные заявления или были предприняты действия, свидетельствующие о нашей растерянности. Все должно делаться только с ведома и одобрения президента.

– Разумеется.

– Вы понимаете, в таких случаях очень легко пророчествовать и самому осуществлять пророчества. Худ кивнул.

– Кто это сделал, пока неизвестно?

– Совершенно неизвестно. Все в один голос осудили террористический акт, даже правительство Северной Кореи. Но правительство не может выражать мнение экстремистов, так что кто знает?

Из другого угла комнаты отозвался министр обороны:

– Северные корейцы всегда осуждают терроризм, даже если террористами являются они сами. Они осудили тех, кто сбил пассажирский лайнер компании «КАЛ», а сами тем временем копались в его обломках в поисках шпионских камер.

– Между прочим, они их нашли, – словно про себя заметил Линколн, присоединяясь к коллегам.

Наливая себе кофе, Худ размышлял над политикой КНДР, которая неизменно сводилась к принципу. «Сначала стреляй, потом разбирайся». Последний раз он был в этом кабинете, когда, русские сбили литовский самолет-шпион, и президент решил не слишком давить на правительство России. Худ на всю жизнь запомнил, как тогда Линколн встал и спросил:

– Как вы думаете, что сказали бы руководители других стран, если бы мы сбили иностранный самолет? – И сам же ответил:

– Нас бы публично распяли!

Линколн был прав. Почему-то при оценке действий США неизменно использовались иные критерии.

Худ занял место на северо-западной стороне стола, самое далекое от кресла президента. Ему нравилось наблюдать, как другие с наслаждением играют властью, а для этой цели лучшего места было не найти. Лиз Гордон, ведущий психолог Оперативного центра, учила его, как понимать язык жестов. Сложенные на столе руки означают добровольное подчинение, прямая поза – самоуверенность, если же человек подался вперед, как бы умоляя:

«Посмотрите на меня!», значит, он неуверен в себе, тогда как склоненная на плечо голова означает снисходительно-покровительственное отношение.

– Представьте, что во время спора противник подставляет вам подбородок, – говорила Лиз. – Он провоцирует вас на удар, потому что уверен, что вы не ударите.

Не успел Худ опуститься в кресло, как хлопнула дверь и послышался громкий голос президента Соединенных Штатов Америки. Два года назад, во время предвыборной кампании, один обозреватель заметил, что Лоренс перетягивает колеблющихся на свою сторону только благодаря своему голосу, который, казалось, рождался где-то очень глубоко и, достигая уст, набирал мощь, приобретал олимпийское величие. Благодаря своему голосу и немалому росту – шесть футов четыре дюйма – Лоренс смотрелся как достойный кандидат в президенты, хотя до сих пор расходовал этот капитал главным образом на оправдания после двух довольно крупных внешнеполитических ошибок. Первая заключалась в поставках продовольствия и оружия бутанским повстанцам, выступившим против деспотического режима в своей стране; неудавшаяся революция закончилась тысячами арестов и казней и невиданным усилением диктаторского режима. Вторая ошибка была связана с пограничным спором между Россией и Литвой. Американцы предпочли дипломатию в лайковых перчатках, в результате чего Москва не только отхватила часть литовской земли, но и разместила на территории Литвы свои войска, что привело к массовому бегству из оккупированных районов к Каунасу, голодным бунтам и сотням смертей.